17 сентября этого года блог GalleyCat, посвященный новостям книжной индустрии (преимущественно — американской), опубликовал сообще­ние с заголовком «„Альфа-миллиардер“ возглавил список самоопубли­кованных бестселлеров»². Речь шла о рейтинге текстов, размещаемых на сайте Amazon.com самими авторами. Практика самопубликации давно перестала быть маргинальной³, но остается спорной, когда речь идет о книгах, рассчитанных на широкий рынок. Однако в тех случа­ях, когда успех текста зависит, в первую очередь, от его максимально четкого соответствия требованиям нишевого читателя и, во вторую очередь, от возможности оказаться легко доступным этому читателю, самопубликация на крупнейшем мировом книжном сервере оказы­вается в высшей степени эффективным ходом. Это сделало Amazon одним из крупнейших в мире поставщиков электронных книг с эро­тическим и порнографическим содержанием⁴. Книги с названиями, в которых фигурирует слово «миллиардер», регулярно возглавляют чарты амазоновских продаж — не только продаж эротической лите­ратуры, но и продаж электронной литературы вообще. В частности, чарт от 17 сентября представляется вполне показательным: возглавив­ший его «Альфа-миллиардер» Хелен Купер — эротическая новелла, построенная по типовому сценарию: бедная, но прекрасная танцовщи­ца, непристойное предложение, самонадеянный миллиардер (милли­онеры в этом жанре не котируются), его загадочный шофер и слабый раствор D/s-фетишизма⁵ («Скажи прямо, меня похитили? <…> Поче­му Грант не дает мне уйти домой? <…> Если ты будешь шуметь, мне придется приковать тебя наручниками». «Альфа-миллиардер — 2» за­нимает вторую строчку чарта, а «Альфа-миллиардер — 3», на момент публикации чарта еще даже не вышедший в свет, — шестую: попада­ние в чарт ему обеспечили предзаказы. Из семи оставшихся позиций еще две занимают книги, главный герой которых обозначен как «мил­лиардер»; еще одну — история из жизни «успешного манхэттенского адвоката, у которого есть все, чего только можно пожелать».

Дамская эротическая новелла и дамский эротический роман, пере­живающие в последние десятилетия устойчивый подъем (Patrick 2006), представляют собой сексуализированную вариацию дамского любовно­го романа. Большинство из них предлагают читательницам все тот же устойчивый нарратив, построенный на знакомых архетипах⁶ и на знакомой мифопоэтической основе, заимствованной у «розового романа». Самой расхожей повествовательной канвой для произведений этого жанра (назовем их «алыми романами» оказывается история золуш­ки (секретарши, танцовщицы, стриптизерши, переехавшей в город деревенской девушки), а двигателем действия — все та же нехватка, которую О. Вайнштейн подробно описывает применительно к «розо­вым романам» в статье «Розовый роман как машина желаний» (Вайн-штейн 1997). Поправки вполне очевидны. Скажем, если классический «розовый роман» строится на нехватке любви, то «алый роман» выстро­ен вокруг двойной нехватки — нехватки эмоционального и сексуаль­ного проживания этой любви. Другая важная поправка связана с тем, что в розовом и алом романах по-разному устроен обмен ценностями между героями: алый роман, в отличие от розового, не предполагает, что девственность, «невинность» и телесная неприкосновенность геро­ини (для героя) являются важнейшими сокровищами, которые требу­ется хранить до официального скрепления любовного союза (то есть обменивать на предлагаемый мужчиной социальный статус и соответ­ствующую защиту). Однако алый роман, равно как и розовый, пола­гает, что душевные свойства героини входят в предлагаемый индиви­дуальный обменный пакет (индпакет), — и требует включения в него «сексуальности», то есть способности героини соответствовать ряду стереотипов о «страстном» (то есть «желательном» для мужчины) сек­суальном поведении (возбудимость, мультиоргазменность, открытость к сексуальным экспериментам и пр.). Интересно, однако, что «сексу­альность» героини алого романа и «невинность» героини романа ро­зового не являются противоположностями: в большинстве случаев ге­роиня алого романа должна проявлять свою «сексуальность» только в сочетании с любовью и только по отношению к своему избраннику, а любую идею сексуального эксперимента, исходящего от героя, встре­чать смущением и недоверием — до тех пор пока он сам твердой рукой не проведет ее по этой скользкой дорожке навстречу безопасному вза­имному наслаждению. Иными словами, алый роман оказывается все тем же романом воспитания чувств, что и розовый, — с той небольшой разницей, что воспитание затрагивает не только духовные, но и телес­ные аспекты личности героев.

Таким образом, алый роман, в точности как и роман розовый, под­разумевает, что герой и героиня вступают в игру, правила которой хо­рошо известны им обоим. Каждый понимает, каковы его инструмен­ты защиты и нападения, и каждый понимает, какими нормативными рамками ограничено их поведение в период преодоления той или иной эмоциональной нехватки путем сближения друг с другом. В частности, типичный алый роман обычно не подразумевает, что героиня может добровольно и с удовольствием вступать в сексуальные отношения с кем-либо, кроме героя, а розовый — что герой может целенаправлен­но причинить героине физическую боль. Но оба подразумевают, что в сделку непременно входят «идеальная маскулинность» героя (внеш­ность, стереотипический «мужской» характер, бешеный сексуальный аппетит и особый социальный статус⁷) и «идеальная женственность» ге­роини (внешность, стереотипический «женский» характер — доброта, покладистость, исключительная сексуальная отзывчивость, способность беззаветно любить плюс желание ублажать и нравиться). Де-факто эти два набора — индпакета — качеств являются фетишами: каждый из них должен присутствовать непременно, причем в цельном и неповрежден­ном виде, чтобы магический акт любовного слияния состоялся. Времен­ное отсутствие любого из этих качеств отличает подлинного героя от ложного, героиню от соперницы; непроявленность одного из качеств в начале повествования заранее сигнализирует читателю, что именно на его выявление и закрепление будут направлены главные усилия героя и героини для обеспечения конечной любовной трансмутации.

Эти свойства алого романа особенно остро проявляются в одном из его специфических поджанров: дамском фетиш-романе. Речь идет о текстах, сохраняющих свойства и структуру розового и алого рома­нов, но включающих в описания некоторых умеренных BDSM-практик⁸ (благодаря «Пятидесяти оттенкам серого» такие романы стремительно превратились в мейнстримную разновидность массового эротического текста). Тематику этих текстов (как, собственно, и тематику «Пятидеся­ти оттенков серого» видится уместным описывать при помощи термина BDSML, где буква L означала бы luxury, роскошь. BDSML-роман осо­бенным образом завязан на вещный мир, и недаром такое количество произведений этого жанра изначально присваивает главному герою не просто высокий социальный статус (как в розовых и алых романах), но исключительное богатство. В результате BDSML-роман оказывается своего рода увеличительным стеклом, позволяющим разглядеть, как в дамском романе работает фетишизация стереотипических личных свойств героя и героини. Таким увеличительным стеклом может послу­жить пользующаяся исключительной популярностью новелла «Фетиш миллиардера» за авторством Джордан Сильвер — своего рода квин­тэссенция дамской BDSML-прозы.

Сюжет новеллы развивается в постзолушковом пространстве. Герой уже выбрал героиню, между ними существует нежная любовная связь, скрепленная браком, однако история их любви рассказывается в са­мом начале — и полностью повторяет один из нарративов волшебной сказки: он, молодой миллиардер Блейк, должен был жениться на жен­щине своего круга, красавице Бренде, но предпочел ей фермерскую дочку Хизер, достойно выдержавшую творимые Брендой козни ради любви своего будущего мужа. Основная часть новеллы, следующая за кратким пересказом этой истории, представляет собой сравнительно долгую BDSML-сцену, описываемую самим Блейком. Сцена развива­ется в соответствии с одним из канонов фетиш-прозы — «от мягкого к жесткому»: в начале герой убеждается, что героиня выполнила его указания, предшествующие сцене, затем демонстрирует себя как хо­леный объект желаний, поворачиваясь перед мужем по его приказу, и, наконец, раздевает мужа, стоя перед ним на коленях. Сцена продол­жается более жесткими практиками: поливанием кожи горячим воском и контролем оргазма, завершается наиболее суровыми из описанных практик: ограничение подвижности, унижение, насильственный рим-минг, контроль дыхания, порка. Однако по завершении BDSM-сцены, представляющей собой и в количественном, и в качественном смысле основное содержание романа, герой возвращается к своей роли любя­щего мужа и прекрасного принца: он купает героиню, относит в по­стель, признается ей в любви, ложится спать с ней в обнимку и — что должно восприниматься читательницей как награда за пакет личных свойств героини — обещает ей праздник во дворце: «Завтра нас ждет долгий день в гостях у моей мамы».

В качестве примера жанра «Фетиш миллиардера» позволяет предпо­ложить, почему BDSML-роман оказался так исключительно популярен у женской аудитории: здесь имеет место наслоение фетишей, трехкрат­ная и четырехкратная фетишизация, призванная давать читательнице трехкратное и четырехкратное удовольствие. Скажем, розовый роман традиционно фетишизирует эмоцию — любовь, преодолевающую все преграды: в BDSML-романе присутствие этого фетиша — нерушимый закон, а дополнительной преградой становится смущение, боль или сек­суальная неопытность героини. В частности, герой «Фетиша миллиар­дера» в самом начале новеллы сообщает читательнице, что переспал со своей будущей женой прямо в вечер их знакомства — и «сорвал ее вишенку»: «Если бы я знал, что сорву ее вишенку, я бы, возможно, вел себя немного иначе, но что сделано, то сделано»⁹. Аннотация романа сообщает, что герой «сформировал (molded) героиню» по своему вкусу. Другой преградой оказывается ее телесное несовершенство, которое исправляется самим героем — посредством денег и власти: «Еженедель­ный поход в самый роскошный спа города поддерживал ее шелковую кожу в том состоянии, которое мне нравилось. Ее волосы, ногти и тело тоже были в прекрасном состоянии, потому что только такой и должна была быть моя женщина. Ее длинные золотые локоны сверкали в си­янии свечей, пока она поворачивалась передо мной. Ее натуральная грудь размера D была предметом моей личной гордости. Я противник искусственных вмешательств. Форма ее тела была результатом работы персонального тренера, который приходил к нам в дом четыре раза в неделю и тренировал ее в роскошном спортзале, построенном мной специально для этой цели». Иными словами, BDSML-нарратив пред­лагает читательнице еще один дар в обмен на любовь: телесное со­вершенство, превращение себя в идеальный объект желания, причем желания самого ценного — желания со стороны мужа, абсолютного соответствия его эротическим идеалам. Если розовый роман позволя­ет красавице-героине, вышедшей замуж за миллиардера, подчеркнуть свою природную красоту предоставленными в ее распоряжение сред­ствами, BDSML-роман очень часто предлагает использовать эти сред­ства для телесного совершенствования героини; учитывая, что до 80 % американок недовольны своим внешним видом¹⁰, фантазия о возмож­ности физически измениться без операций, без оглядки на финансы и с гарантированным результатом (влечение любимого мужчины) долж­на доставлять многим читательницам значительное наслаждение. Она сама, таким образом, превращается для героя в фетиш, наделенный магической сексуальной силой объект постоянного, неисчерпаемого и гарантированного желания. Собственно, описание силы этого жела­ния и гарантированности его становится сквозным рефреном BDSML-романа: поскольку в сексуальных сценах герой должен постоянно держать героиню под контролем, описания того, как его собственное «наслаждение» бесконечно рвется наружу, составляют значительную и важную часть нарратива.

Вообще, вечное желание мужа, его вечная привлекательность и по­следующая счастливая семейная жизнь, happily ever after, — важный фетиш розового романа, еще более важный фетиш романа алого (чи­тательница, как и героиня, должна убедиться, что ее сексуальная рас­кованность не повредит серьезному восприятию ее в качестве потенци­альной жены и матери) — в BDSML-романе зачастую прорабатывается отдельно, поскольку ставка здесь выше, а нарушение гендерного норма­тива серьезнее: героиня не просто сексуально раскована, она зачастую «немножко извращенка», и необходимо маркировать, что это не по­нижает, а то и повышает ее матримониальную ценность. Существует целый жанр BDSML-текстов, объединенных темой «создания потом­ства» (breeding): героиня, несмотря на свои садомазохистские отноше­ния с героем, становится матерью его детей, которую он нежно любит. В «Фетише миллиардера» та же тема отрабатывается путем постоянно озвучиваемых фантазий героя о совместном потомстве, становящихся частью эротической игры: «„Ты хочешь, чтобы я тебя осеменил, дет-ка?..“ Это ее фетиш, разговоры о беременности и о том, как я сделаю ей младенца, приводят ее в экстаз. Она быстрее задвигалась вдоль мо­его члена и кончила: „Да, да, пожалуйста, я готова!“ — „Скольких нам стоит завести, а?“ — „Двоих“ — „Четверых, ты дашь мне четверых!..“»

Однако если автор BDSML-нарратива должен прилагать особые уси­лия, чтобы «любовные» и «семейные» законы розового романа не на­рушались из-за специфики описываемых отношений, то по крайней мере один из базовых розовых фетишей, напротив, полностью рабо­тает на него — причем в нескольких планах сразу: это фетиш исклю­чительного достатка, того достатка, который делает воображаемых миллиардеров не просто предпочитаемыми «новыми принцами», но, в некоторым смысле, необходимыми героями сюжета.

Во-первых, почти марксистская фетишизация достатка, детальное описание роскошного быта, и без того свойственное розовому роману, играет в традиционном розовом романе как минимум двойную роль: эстетизации переживания и, что важнее для читательницы и для геро­ини, обеспечения экономической безопасности. Какие бы опасности ни ждали героиню на пути к любви (когда и она, и герой могут быть нищими, герой может притворяться нищим, герой может рисковать лишиться своего богатства или быть отрезан от него и т.д.), финансовая безопасность становится для нее наградой за перенесенные страдания. Однако в BDSML-романе речь с самого начала идет о безопасности героини — о безопасности физической: BDSML-роман предназначен для читательниц, которые склонны к субмиссивным фантазиям, но, в большинстве своем, не готовы, как уже упоминалось, к тому, чтобы в эти фантазии включались сколько-нибудь экстремальные практи­ки или чтобы действие развивалось в сколько-нибудь экстремальных обстоятельствах (так, упомянутый в «Фетише миллиардера» римминг в сочетании с face-sitting, унижением и контролем дыхания вызвал бурное негодование даже у старых поклонниц автора: это характери­зовалось как безвкусица, переступание границ, «чрезмерная экстре­мальность» и «снижение уровня качества»¹¹). Соответственно, герой может требовать от героини, чтобы она, как в «Фетише миллиарде­ра», отправилась в супермаркет в кашемировом пальто поверх ало­го (естественно) кружевного белья — но туда и обратно ее должен везти шофер героя: у читательниц BDSML-романа поездка героини в метро вызвала бы беспокойство и нарушила бы канву любви и за­боты, о которой необходимо постоянно напоминать. Практики, кото­рым предаются герой и героиня, — не просто сексуальные практики супружеской пары, но практики, которые следует держать в тайне: соответственно, богатство героя обеспечивает пару пространством, ко­торое одновременно приватно и безопасно, а также эстетизировано — в достаточной мере, чтобы и героиня, и читательница воспринимали происходящее не как насилие, а как игру по обоюдному согласию: «Это моя самая любимая комната после спальни. <…> Здесь я тоже трахаю ее постоянно — но обычно это включает в себя какое-нибудь наказание. Сейчас я не повел ее к кровати с крючками и петлями для привязывания. И для диагонального креста сегодня было не время. <…> И для дыбы, на которой я порол ее, если она совершала какой-нибудь небольшой проступок. Цветами этой комнаты были черный и серебряный, стены были украшены зеркалами: я люблю смотреть на себя, когда трахаюсь или когда взмахиваю плеткой. Но я прошел мимо всех этих предметов и подтащил жену к „дыхательному ящику“. <…> Это была квадратная коробка, обитая изнутри мягкой ко­жей, чтобы моей девочке было удобно». В этом фрагменте очень ясно проступает используемый авторами BDSML-нарративов язык «двой­ной безопасности». С одной стороны, демонстрируется, что даже в пределах этой якобы садистической игры речь не идет о том, что­бы нанести героине физические увечья против ее воли; несколькими страницами раньше герой специально оговаривает тот факт, что его жена «любит боль — но умеренно»: так читательница узнает, что все происходящее делается с согласия героини и, еще важнее, что муж знает и признает границы этого согласия. Материальный мир сце­ны тоже говорит об этом втором уровне безопасности — о безопас­ности психологической, о том, что герой заботится о героине: ящик обивается изнутри мягкой кожей, плетка непременно мягкая, обста­новка создана лично для нее, секс-игрушки зачастую тоже созданы по указаниям героя «для ее тела» — иными словами, читательнице показывают, что перед ней не насилие, а игра двух любящих людей. Эта двойная безопасность в BDSML-романе обеспечивается деньгами героя, добавляя, таким образом, фетиш к фетишу, черное с серебря­ным — к розовому.

Однако еще более важной причиной, по которой в подавляющем большинстве дамских BDSM-нарративов фигурирует миллиардер, оказывается тема подчинения героини герою. Это подчинение — сколько бы автор ни подчеркивал его игровой характер и любовную основу — должно оказаться психологически оправданным в глазах массовой читательницы, крайне чувствительной ко всему, что каса­ется мотивированности, в ее понимании, поступков и переживаний героя и героини. Читательница BDSML-романа имеет собственный опыт соответствующих фантазий и понимает, что их канва требует на роль героя не просто человека, совершающего доминантные поступ­ки в сексуальной и даже социальной ситуациях, но подлинно «доми­нантного» человека. Общественный стереотип требует на эту роль не просто принца, но self-made принца — того, кому героиня подчиня­ется, потому что он научился себе подчинять. Еще важнее оказывает­ся тот факт, что, по законам розового романа, в индпакет героини не­пременно входит «гордость» — то ее качество, которое в конце концов и помогает ей завоевать сердце принца: она чтит свою «гордость», что в розовом романе вполне может выражаться в отказе отдать девствен­ность или подчиниться обстоятельствам, а в алом — в отказе делать то, что ей не нравится, вступать в сексуальные отношения с тем, кто ей не нравится, подчиняться собственному сексуальному влечению, если ге­рой ведет себя с ней не так, как она этого заслуживает, и т.д. Однако в BDSM-сюжете сохранение героиней собственной гордости и защита этой гордости становятся проблематичными задачами: безусловное подчинение — а иногда даже унижение, — необходимое для обеспече­ния эротического нарратива (причем подчинение и унижение, возбуж­дающие героиню и крайне желанные для нее), осложняет авторскую и читательскую задачу. Решением оказывается как огромный разрыв в социальном статусе героя и героини, так и доминантность, заложен­ная в массовом восприятии понятия «миллиардер»: героиня может, не теряя пресловутой гордости, временно подчиниться человеку, которо­му и так подчиняется весь мир, склониться, как склоняется верующий перед общепризнанным и бесспорным фетишем, наделенным магиче­ской силой, способной преобразить его жизнь¹².

Возможно, именно из-за описанного выше многократного наслоения фетишей жанр BDSML сумел стать новым феноменом массовой дам­ской литературы: то, что могло бы показаться в нем отходом от канона розового романа, на самом деле является укреплением и расширением этого канона, обострением заложенных в канон безусловных законов и правил. BDSML-роман позволяет читательнице розовой литерату­ры получать двойное удовольствие от двойной фантазии — любовной и сексуальной, — при этом не испытывая на прочность ее представле­ния о морали и нормах общественного поведения, поскольку сам яв­ляется образцом консервативной литературы, в которой сексуальные практики только усиливают значимость типового сценария.

Литература

Вайнштейн 1997 — Вайнштейн О. Розовый роман как машина жела­ний // Новое литературное обозрение. 1997. № 22. С. 303–331.

Miller & Halberstadt 2005 — Miller E., Halberstadt J. Media Consump­tion, Body Image and Thin Ideals in New Zealand Men and Women // New Zealand Journal of Psychology. 2005. Vol. 34. No. 3. November. Patrick 2006 — Patrick B.K. It’s not just you, it’s really hot in here // Pub­lisher’s Weekly. 2006. July, 24.

Примечания

1.   Пер. Н. Лаврова.

2.   www.mediabistro.com/galleycat/alpha-billionaire-leads-self-published-bestsellers-list_b90479.

3.   По состоянию на 28 июля 2014 г. продажи самопубликаций составля­ли 31 % от всех продаж электронных книг на Amazon’s Kindle Store (www.publishersweekly.com/pw/by-topic/authors/pw-select/article/63455-surprising-self-publishing-statistics.html).

4.   www.cnet.com/news/e-book-porn-flourishes-on-amazons-kindle/.

5.   Domination/submission (доминирование/подчинение) термин из лексикона BDSM-культуры.

6.   Здесь и дальше речь пойдет об эротических и порнографических текстах, рассчитанных преимущественно на гетеросексуальных или бисексуальных читательниц женского пола.

7.   В современном алом романе он может быть принцем, миллиардером, мафиози или байкером — но в любом случае он способен обеспечить героине достаток и социальную защиту. Герой может быть и бедным художником — однако к концу произведения он оказывается в ста­тусе «гения», то есть, опять же, в особом социальном статусе.

8.   Слово «умеренные» в этом тексте используется без подробного объ­яснения, однако следует заметить, что в «сером романе» по законам самого жанра не могут присутствовать, скажем, практики, ведущие к серьезным телесным повреждениям, практики, связанные с моче­испусканием или экскрементами, трансгендерные практики и т.д. Обычно в сером романе речь идет о практиках подчинения женщи­ны мужчине или другой, более «значимой» женщине и об умерен­ных болевых практиках.

9.   Ср. о розовом романе у Вайнштейн: «Даже гипотетическая возмож­ность насилия по отношению к себе оказывается возбуждающей, что, впрочем, затем подтверждается в кульминационной сцене первой ночи — героиня, теряя невинность, испытывает боль, но нарочно никогда не предупреждает заранее героя о своей девственности, предоставляя ему шанс наутро произнести классическую фразу: „Я не хотел причинять тебе боль” или же „Почему ты мне не сказа­ла? Я бы постарался быть поосторожнее”» (Вайнштейн 1997).

10. См., напр., статистику, приведенную в статье Miller & Halberstadt 2005.

11. См., напр., комментарии читателей на сайте Amazon.com: www.amazon. com/Billionaires-Fetish-Jordan-Silver-ebook/dp/B00GPDXO8Q/ref=cm_cr_ pr_pb_t.

12. Важно, что дамские BDSM-романы, в которых герой отнюдь не яв­ляется миллионером, выстраивают ту же схему для объяснения суб-миссивного поведения героини: герой оказывается альфа-самцом (предводителем байкеров, напр.), и подчинять себе других — его им­манентное свойство, так что ее слабость перестает быть унизительной. Однако представить себе, что герой нарратива, напр., первый попав­шийся нищий прохожий, в конце не оказывающийся миллиардером (что, опять же, решило бы проблему автора и читательницы), — зна­чит, исключить сюжет из категории «розового BDSM» и перевести его в плоскость другого, более камерного жанра порнографической литературы.